Глава 15 РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ УЧЕБНОМ ПЛАНЕ

Глава 15

РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ УЧЕБНОМ ПЛАНЕ

Более сорока лет я работаю в институте физической культуры. Такие учебные заведения существуют во многих республиках, в России и на Украине их несколько. А меж тем у большинства населения страны нет представления об этой культуре, то есть о связи здоровья с двигательной активностью, которая дошла до нас в четких формулировках древнегреческих и римских мудрецов! «Если хочешь быть здоров — бегай, если хочешь быть красивым — бегай и т. д.», «В здоровом теле — здоровый дух», «Физическая культура прежде медицины», «Если не будешь бегать пока здоров — побегаешь, когда заболеешь».

И откуда этой культуре взяться в нищей стране, руководство которой многие десятилетия, не жалея средств, заботилось лишь о том, чтобы блеском золотых олимпийских и чемпионских медалей доказать преимущества социалистического строя.

Одна золотая олимпийская медаль обходится государству примерно в пять миллионов рублей, подготовка одной футбольной команды районного масштаба — примерно столько же, а на развитие физической культуры в стране в год на одного человека выделяется из бюджета 18 копеек. Такова была цена «всемерной заботы» партии и правительства о физическом воспитании народа. Результат — катастрофическая нехватка залов, бассейнов, инвентаря, площадок, спортивной одежды, да и просто времени и энергии после трудового дня, поездок в переполненном транспорте и стояния в очередях… Кроме всего прочего, физическая красота и здоровье не занимают в нашем обществе достойного места среди престижных ценностей. А такое распространенное в цивилизованных странах понятие, как «бодибилдинг» и «фитнесс», многим кажется прихотью бездельников.

У каждого ребенка есть биологическая потребность игры. Гигиеническая норма активного движения ребенка — два часа в день. Раньше дети сами организовывали свои игры в салочки, ловитки, прятки, жмурки. Сколько было игр в мяч, крокет, серсо, «классы».

Сейчас эта биологическая потребность угнетена. Причин для этого множество: скучнейшие уроки физкультуры с мизерной плотностью два раза в неделю по 40 минут, отсутствие дворов и спортивных площадок, которые превращены в места стоянок для автомобилей, телевизоры, видеомагнитофоны, компьютеры, а в городах еще и дорогая престижная одежда, в которой не поваляешься на земле.

Какова же роль институтов физкультуры в выправлении такой ситуации? В 30-е годы, да и после войны, институты были, главным образом, «кузницей» выдающихся спортсменов, а также готовили преподавателей и тренеров. Но с тех пор прошло много времени. Спорт стал профессиональным (хотя это рьяно отрицалось) и помолодел. Выдающиеся спортсмены находятся на тренировочных сборах до двухсот дней в году. У них нет времени для посещения института. Девушки же по многим видам спорта выходят в тираж уже в 18 лет. Таким образом, задача подготовки спортсменов для «большого» спорта из программ институтов физкультуры выпала сама собой.

В этой связи было бы естественным изменение учебного плана.

В книге «Мои воспоминания» академик-корабел Алексей Николаевич Крылов (который когда-то в Бизерте вместе с моим двоюродным братом инспектировал состояние Российской эскадры) рассказывает, что ему была поручена организация 4-летней школы шкиперов. Тогда он первым долгом определил перечень учебных дисциплин, а затем обратился к соответствующим специалистам. Составленные программы требовали для их изучения 20 лет. Тогда Крылов сам, по своему разумению, сократил все программы обучения в пять раз.

В нашей стране политизация всех сфер деятельности имела тенденцию роста, с таким же постоянством внедрялись идеи милитаризации в ожидании неминуемого нападения внешнего врага. Эти два монстра, как раковая опухоль, поглощали ресурсы страны и энергию народа, формируя соответственное мировоззрение.

В итоге четверть всех часов учебного плана отводилась на изучение марксистско-ленинских теорий.

Возможно, в других высших учебных заведениях кафедры политических дисциплин возглавляли достойные и разумные люди. Нашему институту в этом отношении всегда не везло.

Вот несколько анекдотичных случаев, которые характеризуют лиц, последовательно занимавших эту должность.

Первый преподавал мне, тогда еще аспиранту, философию. Был он доброжелателен и лаконичен.

— Что сказал Декарт? — спросил он меня.

— «Сомневаюсь — следовательно существую», — отвечал я.

— Вот это ты должен знать и больше ничего! Что сказал Гераклит?

— «Все течет, все изменяется», и еще — «Мир это есть огонь, вечно горящий, не зажженный никем из богов или людей…»

— Вот это ты должен знать и больше ничего! Что сказал Платон?

— Платон был идеалист. Он считал, что люди сидят в пещере спиной ко входу, и то, что они видят, это на самом деле отражение настоящего, происходящего за их спиной.

— Вот это ты должен знать и больше ничего!

И так далее в таком же духе.

Учил я философию по скучнейшей книге академика Г. Ф. Александрова, где все мудрецы до Маркса выглядели сущими дураками, и если бы он. Маркс, не позаимствовал у Людвига Фейербаха материализм, а из учения Гегеля не взял бы «рациональное зерно», отбросив всякую идеологическую шелуху, то мы бы пропали.

Слава богу, вскоре мне в руки попал «Пир» Платона… Я понял, какой кладезь мудрости заключен в философских трудах древних, и стал их с превеликим удовольствием читать.

Второй «преподаватель Истории КПСС» был совершенно необразованный, дикий человек. Как-то, увидев на кафедре физиологии велоэргометр, он с возмущением поведал на Совете института о том, что обнаружил вредителей, которые испортили велосипед. Обо всех таких обнаруженных им случаях вредительств он немедленно сообщал в ЦК партии.

Следующим на кафедре марксизма-ленинизма появился взъерошенный доцент, небольшого роста с фанатическим блеском в глазах. На его долю пришлось нелегкое время преодоления культа личности Сталина, которое в Грузии протекало непросто. Доцент читал курс философии и придерживался в отношении культа официальной версии.

В 1956 году, в третью годовщину смерти Сталина, в Тбилиси в течение нескольких суток проходили митинги и демонстрации протеста, закончившиеся многочисленными жертвами. Тогда на кафедре марксизма возникла оппозиция в лице лектора курса истории партии, который призывал студентов к участию в движении протеста.

Студенты не желали слушать лекции доцента и, не раскрывая рта, гудели. Положение казалось безвыходным… Действительно, как поступить в такой ситуации? Но известно, что большевики не сдаются, и доцент нашел выход. Он предложил выйти из аудитории одному студенту. Тот, естественно, заявил, что он не «гудит». Тогда наш герой взял студента за руку и стал тащить к дверям. Тот упирался. В завязавшейся схватке доценту в конце концов удалось добиться своей цели. Когда он воротился к столу, к нему подошел другой студент и поднял руку победителя. Аудитория, как это обычно бывает на соревнованиях, принялась аплодировать…

Возмущенный доцент, схватив своего обидчика за руку, побежал к директору с требованием исключения. Гуманный директор перевел студента на заочное отделение на один семестр.

А ситуация в республике действительно была трудной. Из Москвы в Тбилиси срочно прикатила комиссия. Во второй половине дня всех преподавателей «по тревоге» собрали в конференц-зале института, куда буквально ворвался первый секретарь ЦК ВЛКСМ Александр Шелепин, будущий «железный Шурик».

То, что произошло дальше, явилось калькой действия нашего доцента.

— Чем вы тут занимаетесь! — воскликнул возмущенно Шелепин. — Неудивительно, что студенты скандалят на улице. Я тут посмотрел план ваших научных работ и… Какой-то Чхаидзе пишет тему «Физическое воспитание у полинезийцев по материалам Миклухо-Маклая»… Что это такое? Кто такой этот Миклухо-Маклай, я вас спрашиваю? Мы проигрываем на международных соревнованиях по велосипеду, а тут Миклухо-Маклай! Мы проиграли наш традиционный вид — волейбол, а тут, понимаете, Миклухо-Маклай!!!

Все более возбуждаясь, с пеной у рта Шелепин вопрошал:

— И кто такой этот Чхаидзе? Кто он такой, я вас спрашиваю? Он, оказывается, профессор?!

Лев Владимирович Чхаидзе, в роли виноватого студента, встает нерешительно и произносит! «Позвольте…»

— Ничего я вам не позволю! Это безобразие! Миклухо-Маклай… Мы, понимаешь, в плавании отвратительно выглядим… Это хулиганство!

Лев Владимирович как мнимый поджигатель Москвы, которого граф Ростопчин бросает в жертву возмущенному народу, пытается что-то сказать:

— Разрешите…

— Садитесь! Ничего я вам не разрешу! Это хулиганство! Вот что это такое! Конечно, студенты будут протестовать, когда тут сплошной Миклухо-Маклай…

Закончив на самой высокой ноте, вконец изругав главного зачинщика беспорядков несчастного профессора, Шелепин стремительно выскочил из аудитории.

Виноватый во всем, оглушенный Лев Владимирович Чхаидзе так и остался стоять…

К чести присутствующих, никто эту атаку не принял всерьез.

Года через два после этой комедии «железный Шурик» стал председателем КГБ СССР.

— Лев Владимирович, слышали новость? — спросил я у Чхаидзе. — Не миновать теперь вам объяснений у следователя КГБ по поводу личности Миклухо-Маклая…

Бедный Чхаидзе не на шутку обеспокоился, хотя, конечно, понимал, что Шелепин, едва выйдя из аудитории, тут же позабыл и о Миклухо-Маклае и тем более о самом Чхаидзе.

Однако вскоре доцент, победивший студента, неожиданно умер. На его место пришел грязный пакостник. Потребовав, чтобы двери его кабинета обили дерматином со звуконепроницаемой прокладкой (оборудование своих кабинетов — первая забота советской бюрократии), этот негодяй зазывал к себе студенток и сотрудниц, склонял их к сожительству, для чего он, помимо угрозы неудовлетворительной оценки, имел наготове коньяк и конфеты. Однако все тайное становится явным. Одна из студенток обнародовала свою беременность. Ее перевели в московский институт, а нашего сладострастного идеолога партии «наказали», назначив на должность заведующего отделом Института марксизма-ленинизма.

Вместо него появился толстенький, румяный, спокойный человек. Привычка к кабинетам у него была очень устойчивой, даже сидение орлом в общественной уборной у него ассоциировалось с заседанием. Выходя из уборной, он неизменно пытался запереть дверь на ключ.

По-видимому, чрезвычайно вредно постоянно говорить одно, а подразумевать другое, проповедовать религию, в которую не веришь сам. Попросту говоря, постоянное вранье приводит к чрезвычайно болезненному состоянию и не может проходить бесследно… Наши заведующие кафедрой мерли как мухи осенью. Все, о ком я рассказываю, уже давно искупают свои грехи в аду.

Общим для них была низкая культура и слабое знание русского языка.

Однако приходили новые заведующие, кафедра росла, от нее отпочковывались новые и новые направления: основы марксистской этики, основы марксистско-ленинской эстетики — в свете новых сведений об основоположниках эти названия «научных дисциплин» звучат особенно анекдотично.